Когда в оных содержится что-либо клонящееся к поколебанию учения православной церкви, ее преданий и обрядов или вообще истин и догматов христианской веры.
Когда в оных содержится что-либо нарушающее неприкосновенность верховной самодержавной власти, или уважение к императорскому дому, и что-либо противное коренным государственным постановлениям.
Когда в оных оскорбляются добрые нравы и благопристойность; и
Когда в оных оскорбляется честь какого-либо лица непристойными выражениями или предосудительным обнародованием того, что относится до его нравственности или домашней жизни, а тем более клеветою.
Руководствуясь этими правилами, цензура «обращает особенное внимание на видимую цель и намерение автора и в суждениях своих принимает всегда за основание явный смысл речи, не дозволяя себе произвольного толкования оной в дурную сторону». Ограждая этим благонамеренных авторов, Устав цензурный дает им еще более льготы, даже на случай неясности или неловкости их выражений: в статье 7-й постановлено, что «цензура не делает привязки к словам и отдельным выражениям»; а в статье 91-й – что «цензор, не имея права переменять что-либо в представляемых на его рассмотрение рукописях и печатных книгах, тем еще менее может прибавлять к оным от себя какие-либо примечания или толкования». Отметивши красным карандашом запрещаемое место, цензор должен возвратить рукопись автору или издателю – для перемен; впрочем, для сокращения времени, особенно в срочных изданиях, автор или издатель «может вверить и самому цензору исправление замеченных им мест, по его усмотрению».
Для того чтобы еще определеннее показать цензору, что он может пропускать, Цензурный устав дает еще, в дополнение к общим, следующие частные правила:
...Цензура обязана отличать благонамеренные суждения и умозрения, основанные на познании бога, человека и природы, от дерзких и буйственных мудрствований, равно противных истинной вере и истинному любомудрию (§ 6).
В рассматривании сочинений исторических и политических цензура ограждает неприкосновенность верховной власти, строго наблюдая, чтобы в оных не содержалось ничего оскорбительного как для российского правительства, так и для правительств, состоящих в дружественных с Россиею сношениях. Равно наблюдает цензура, чтобы на издание всякого сочинения, в коем описывается событие, относящееся до его императорского величества и августейшей фамилии, и при сообщении в газетах и журналах известий об особе императорского величества и членах императорской фамилии, о придворных торжествах и съездах, было испрошено высочайшее разрешение чрез министра императорского двора; из сего правила исключены только известия о приезде и отъезде членов императорской фамилии, для коих сего разрешения не требуется. При сем, кроме статей, помещенных в газетах и журналах о государе императоре и членах августейшей фамилии, о придворных торжествах и съездах, доставляются цензурными комитетами на рассмотрение министра двора только выписки из книг тех мест, в коих описывается какое-либо событие или рассказывается анекдот, до сих августейших особ относящийся. – Дозволяется выпуск изданий с скопированными почерками рук и подписями особ императорской фамилии, в бозе почивающих, но сие дозволение не распространяется на подписи и почерки августейших особ здравствующих.
В отношении к научным сведениям дозволяется «всякое общее описание или сведение касательно истории, географии и статистики России, если только изложено с приличием и без нарушения общих цензурных правил»; только запрещается чиновникам обнародовать дела и сведения, вверенные им по службе. Также допускаются к печати «все описания происшествий и дел и собственные о них рассуждения автора, если только сии описания и рассуждения не противны общим цензурным правилам»; можно печатать также всякие документы и записки, «если только они согласны с общими правилами и не содержат в себе изложения дел тяжебных и уголовных».
Вообще рассуждениям и описаниям авторов дается по Цензурному уставу весьма значительный простор касательно всех «предметов, относящихся к наукам, словесности и искусствам». Дозволяется рассуждать – и о вновь выходящих книгах, и о представлениях на публичных театрах, и о других зрелищах, и о новых общественных зданиях, и об улучшениях по части народного просвещения, земледелия, фабрик и т. п. – если только сии рассуждения не противны общим правилам цензуры. Запрещается же говорить только «о потребностях и средствах к улучшению какой-либо отрасли государственного хозяйства в империи, когда под средствами разумеются меры, зависящие от правительства, и вообще суждения о современных правительственных мерах» (§ 10, Цензурный устав, статья 12).
Полагая столь умеренные и благоразумные правила, Цензурный устав делает оговорку, дающую авторам еще более возможности сохранить свою литературную самостоятельность: по статье 15-й Цензурного устава цензор не должен входить в разбор частных мнений писателя, если только они не противны общим правилам цензуры, и не имеет права исправлять слог автора, если только явный смысл речи не подлежит запрещению (§ 13).
Но всего более дается свободы повествователям и вообще беллетристам. По статье 13-й «в вымыслах не требуется той строгой точности, каковая свойственна описанию предметов высоких и сочинениям важным». По статье же 14-й «цензура, охраняя личную честь каждого от оскорблений и подробности домашней жизни от нескромного и предосудительного обнародования, не препятствует, однако же, печатанию сочинений, в коих под общими чертами осмеиваются пороки и слабости, свойственные людям в разных возрастах, званиях и обстоятельствах жизни» (§ 12).